Наука как продукт. Часть 2(5)
«Наносвод» — подкаст, созданный, чтобы давать простые ответы на сложные вопросы об инновационных технологиях и людях, которые их делают.
14 ноября 2019
Можно ли научиться технологическому предпринимательству и кто поддержит новаторов? Насколько высоки шансы стартапа занять инновационную нишу, и как тепло его встретят инвесторы? Анатолий Чубайс и генеральный директор ГК «ТехноСпарк» Денис Ковалевич отвечают на эти вопросы и рассказывают, насколько инвесторы доверяют подобным проектам в пятом эпизоде «Наносвода».
Елена Тофанюк: Все это приносит огромные убытки, но стоит бешеных денег. Анатолий Борисович, почему?
Анатолий Чубайс: Потому что это про будущее. Потому что инвесторы, которые сегодня вкладывают в Tesla,
Нулевые продажи, они не добрались до кэшфлоу. Особенно фармацевтики — компании, находящиеся на второй или даже третьей стадии клинических испытаний. У них продаж нет, они еще испытывают. На что рынок реагирует? На то, что они обязаны публично, с жесткими правилами, дать информацию о каждом этапе клинических испытаний. На это рынок и реагирует. Почему? Потому что он будущего ждет. Он считает, что это конкретное лекарство от бокового амиотрофического склероза (я сейчас говорю о конкретном нашем кейсе), оно будет создано. Это уникальный прорыв, никто до сих пор этого не создал, а вот команда, которая нам рассказала о результатах последнего этапа биоклинических испытаний, она лекарство создаст, поэтому мы в нее верим. И будем вкладываться, и заработаем потом.
Елена Тофанюк: Как считается стоимость таких компаний? Есть инвестор, есть компания. Она продается на бирже, у нее есть цена. Это же новая совершенно экономика. Наверно, должны быть другие подходы к оценкам таких компаний?
Анатолий Чубайс: Конечно.
Елена Тофанюк: Но классических подходов, я боюсь, будет ноль.
Анатолий Чубайс: Иногда — да, иногда — нет. Есть классический подход под названием DCF, то есть дисконтированный кэшфлоу, дисконтированный поток наличности… С ним плохо: если нет наличности — нечего дисконтировать, а там ты ничего не насчитаешь.
Есть метод аналогов, который используется и в обычной экономике, и в инновационной, поэтому это как раз возможная история. Я согласен, что традиционные ортодоксальные методы расчета справедливой стоимости в лоб в инновационной экономике работают плохо. Всегда в любом случае есть набор предпосылок, который формирует менеджмент, и именно поэтому менеджмент обязан доказывать свою позицию в диалоге с аудиторами. И в инновационной экономике точно так же. Профессиональный аудитор выслушает все мысли менеджеров с их предпосылками, потом сформулирует свои предпосылки о будущем компании, а потом поставит точку с оценкой fair value. Это в инновационной экономике недетерминированный процесс. Она потому и есть fair value, справедливая стоимость, а не нормативная или расчетная. Так это здесь и происходит.
Денис Ковалевич: Мне кажется, эта недетерминированность — она имеет еще и во многом этическую составляющую, ведь многие компании, двигаясь от раунда к раунду, вынуждены их повышать. Вынуждены повышать свою оценку, просто чтобы сохраниться, выжить, продолжить свой путь. Эта граница, с одной стороны, амбиций и блефа, а с другой стороны, реалистичной и объективной оценки того, что ты сделал уже, является ключевой. Да, и эту границу очень легко нарушить. А отсюда возникает недоверие — в том числе, традиционных, финансовых, инвестиционных институтов или даже венчурных инвесторов к тем или иным командам. Мы знаем случаи, когда одни и те же команды ходят по разным институтам, по инвесторам, пытаются собирать раунды фактически на пустом месте. Поэтому процесс оценки должен проводиться не только со стороны инвестора, но и со стороны предпринимателя. Если он играет в «квазиединорога», то повышает одновременно свои и инвестора риски совершенно непропорционально тому, что он реально делает.
Анатолий Чубайс: Это правда, но это сходящийся процесс. Ты раз завысил, два завысил, на третий раз — до свидания. Ты сам говоришь, что уже видны команды, которые занимаются этими поисками очередного раунда без реальных результатов. Это, мне кажется, признак незрелости рынка и, скорее, признак отклонения, а не моды в математическом смысле. Что является мэйнстримом? Мэйнстрим — это ситуация, при которой, конечно же, технологический предприниматель доказывает, что он спасет земной шар, и точно в ближайшее время его бизнес будет стоить 100 триллиардов рублей, а технологический инвестор со своим скепсисом возвращает его на землю. Опять же, если они сошлись — это означает, что все получилось. А в раундах, собственно говоря, есть простое правило: money is the king. Может быть 150 аудиторов и 136 способов расчета цены. Если в итоге появился инвестор, который сказал, что «в этом раунде я готов заплатить за твою компанию, исходя из ее цены в 100 млн», а в прошлом раунде была 50, значит, она стоит 100 млн. Она сейчас столько стоит. Это и есть самая объективная рыночная оценка.
Елена Тофанюк: Мы поговорили, чем отличается технологический предприниматель от обычного, а чем отличается технологический инвестор от обычного? Раньше водились обычные инвесторы.
Анатолий Чубайс: Это вообще другой мир. Это другой мир, и это мир катастрофы — катастрофы в том смысле, что в нашей стране он вообще отсутствует.
Елена Тофанюк: А вы?
Анатолий Чубайс: У нас все прекрасно. Нас три тополя на Плющихе.
Елена Тофанюк: Богуславский, подождите, еще есть.
Анатолий Чубайс: Кто есть?
Елена Тофанюк: Богуславский, предприниматель, инвестор.
Анатолий Чубайс: Да, но нам, боюсь, двух рук хватит, чтобы пересчитать всех. В
В этой сфере существует сложнейшая законодательная база со своими организационно-правовыми формами, сложнейшая система исходных источников инвестирования в венчурные фонды и private equity фонды, которая у нас полностью отсутствует. Система организаций самих венчурных фондов, фондов private equity у нас находится в зародышевом состоянии. Это только рождающаяся история. И, собственно говоря, есть технологические предприниматели — как мне кажется, в России это очень естественное явление, активно развивающееся…
Елена Тофанюк: Их много, кстати.
Анатолий Чубайс: Денис их критикует, но все равно их все больше и больше, и они растут и численно, и качественно.
Елена Тофанюк: В Силиконовую Долину только уезжают.
Анатолий Чубайс: Те, кто не уехал, все равно продолжают работать. А вторая половина этого мира, то есть технологические инвесторы, как мне кажется, системно в России, мягко скажем, недоразвиты.
Денис Ковалевич: Кстати, во многом поэтому, когда «ТехноСпарк» принимал решение о том, какие функции он запустит внутри себя, ему пришлось совместить функцию микроинвестирования на самых-самых ранних стадиях, и функцию строительства компаний, собственно, предпринимательскую, фактически в одном типе бизнеса. Причиной этого является ровно то, о чем сказал Анатолий Борисович: тотальное отсутствие профессионализма в инвестициях, в первую очередь на ранних стадиях. А тех, кто остается — их действительно раз-два-три.
Анатолий Чубайс: Вы знаете, тут уже есть измеритель, это все просто считаемая вещь. Собственно, доля индустрии прямых и венчурных инвестиций в ВВП — она…
Елена Тофанюк: Исчезающе мала.
Анатолий Чубайс: Последние цифры я видел,
Елена Тофанюк: Можно ли восполнить эту историю на государственные деньги, при помощи институтов развития?
Анатолий Чубайс: Я бы сказал так: в России без государственных денег вообще ничего не полетит, и без активной роли государства это вообще немыслимо, но категорически неправильно возлагать эту задачу только на государство. Как раз то, о чем я сейчас говорю: собственно, базовые источники инвестирования в индустрию прямых и венчурных инвестиций — это, прежде всего, негосударственные пенсионные фонды.
В Соединенных Штатах вся индустрия PE/VC родилась в середине
Елена Тофанюк: Там уже,
Анатолий Чубайс: Нет, это преувеличение, ну что Вы! Там обратная ситуация. Там жесточайший контроль за структурой активов под требование к порядку их распределения, в результате которого 95% активов НПФ находится на депозитах коммерческих банков. Таким образом, наша НПФ поддерживает банковскую систему, а банки — это кредиты. А вообще, экономика основана: а) на кредите; б) на капитале. У нас система, предоставляющая кредит в государстве, то бишь в банке, переразвита, а система, предоставляющая капитал, то есть фонды прямых венчурных инвестиций, категорически недоразвита. Одна нога здоровая, мощная, а вторая — маленькая, коротенькая и тонюсенькая.
Денис Ковалевич: Кстати, то же самое на уровне, которым в мы занимаемся, на
За 20 лет до того, как в США разрешили пенсионным фондам вкладываться в венчурные фонды, в
Елена Тофанюк: Извините, я вас перебью. Мне кажется, что у нас, вообще- то, институт бизнес-ангелов неплохо развит. Бизнес-ангелов — вот этих людей, которые маленькие деньги дают на ранних стадиях. Их много. Важен бизнес-ангел в технологической истории?
Денис Ковалевич: Я в своей жизни их еще не встречал. В смысле, всерьез инвестирующих в малые компании.
Анатолий Чубайс: У нас есть ассоциация бизнес-ангелов. Вот в этом зале года два мы ее собирали раз в месяц. Да, всех пятерых. Значит, она есть. У нее даже есть региональное отделение, и там люди, которые энтузиасты этого дела. Только: а) их количество; б) объем инвестиций, которые они реально способны предоставить, находятся на уровне доли процента от того, чего нужно на тех самых ранних стадиях, о которых справедливо говорит Денис. Что такое бизнес-ангелы? Это сверхранняя стадия, да? Есть злобная концепция 3F: friends, family & fools (семья, друзья и дураки), да?
Елена Тофанюк: Бизнес-ангел — это третий.
Анатолий Чубайс: Бизнес-ангел — это все три вида, но, тем не менее, это
Денис Ковалевич: Чтобы просто в цифрах можно было ориентироваться: фонд Бортника, самый главный посевной фонд страны за
Елена Тофанюк: Почему? Почему не работает?
Анатолий Чубайс: По двум грубым причинам. Одна, как всегда, объективная, другая субъективная. Объективная причина состоит в том, что вообще российский национальный проект создания инновационной экономики стартовал в середине
Елена Тофанюк: Насколько важны посевные инвестиции и бизнес-ангелы для развития инновационной экономики? Это критически важная стадия или нет? Можно без нее обойтись?
Денис Ковалевич: Как? Только в том случае, если вы живете в одной стране, инвестируете в другую. Тогда можно и обойтись без бизнес-ангелов.
Елена Тофанюк: Как институт: можно пойти к друзьям
Анатолий Чубайс: Насколько важна почва, для того чтобы вырос лес из корабельных сосен? Да, из почвы растет трава, потом кустарники, потом
Денис Ковалевич: И это дает возможность сотням тысяч людей впервые провести над собой эксперимент по пребыванию в прокрустовом ложе предпринимателя, потому что никаких таких оснований, на уровне нашей культуры большинства семей, по большому счету, нет. В Соединенных Штатах при опросах 57% трудового населения отвечают положительно на вопрос: «Планируете ли вы или думаете ли вы о собственном бизнесе?». 57%! Это
Анатолий Чубайс: Серьезно?
Денис Ковалевич: Да. Мы читали исследования, перевели на русский язык и получили, что средний возраст технологического предпринимателя — 47 лет.
Елена Тофанюк: Это, может быть, если всех усреднить?
Денис Ковалевич: Это, кстати, понятно, ведь школа и тем более университет категорически не могут научить технологическому предпринимательству как виду деятельности.
Елена Тофанюк: Так, погодите, это в России?
Денис Ковалевич: Вообще везде. Ты учишься всему сам. Ты идешь через бизнес, ошибаешься, дальше двигаешься и так далее. К какому возрасту ты наполняешься, собственно, опытом — реальным опытом строить бизнес? Годам к 40, если начал рано, годам к 45, если начал чуть позже.
Анатолий Чубайс: Можно, я к вот этой совсем мрачной картине, которую нарисовал Денис,
Денис Ковалевич: 700 реагируют, 350 приходят.